Бенгт Янгфельдт "Заметки об Иосифе Бродском"
"Мяу"
Бродский был кошатником. Имею в виду не только то, что он всю жизнь окружал себя котами и кошками, но и то, что его “код общения” был под сильным влиянием кошачьего способа коммуникации.
“...Мася или Киса — мои изобретения, — писал он в эссе “Полторы комнаты” об уменьшительных именах своей матери. — С годами последние два получили большее хождение, и даже отец стал обращаться к ней таким образом. <...> „Не смейте называть меня так! — восклицала она сердито. — И вообще перестаньте пользоваться вашими кошачьими словами. <...>“. Подразумевалась моя детская склонность растягивать на кошачий манер определенные слова, чьи гласные располагали к такому с ними обращению. „Мясо“ было одним из таких слов, и к моим пятнадцати годам в нашей семье стояло сплошное мяуканье”.
Мяуканье как способ общения не ограничилось семейным кругом, а распространилось на друзей и других людей, к которым Иосиф питал симпатию. Он подходил сзади, царапал тебя когтем по плечу и говорил: “Мяу”. Ожидалось, что ты ответишь тем же или мурлыкающим “мррау”. Когда что-то очень нравилось, надо было, согласно этому коду, облизывать медленно и выразительно языком губы. Это кошачье поведение было весьма заразительным. В мае 1990 года Иосиф пригласил меня на ланч со своим издателем Роджером Страусом, с которым у него были задушевные отношения. Они довольно часто обедали вместе, всегда в ресторане “Union Square Cafe” на 16-й улице Манхэттена, где Страус был завсегдатаем, в двух шагах от издательства. В этот раз Иосиф подготовил сюрприз: вдруг во время ланча он известил издателя, что готовит новый сборник эссе. Страус поднял взор от своего вегетарианского омлета, расплылся в широкой улыбке и стал эмфатично облизывать губы. Сборник вышел спустя пять лет под названием “Оn Grief and Reason” (“О скорби и разуме”).